Как возможно охарактеризовать проблему смерти и воскрешения субъекта
в современной философии, и почему такой странный подход к решению проблемы
человека?
(вопрос задан Александрой 16 декабря 2002)
Уважаемая Александра,
трудно конечно же вместе с Вами не удивиться, почему это проблема
человека решается путем убийства и воскрешения субъекта, хотя, если
присмотреться, ничего странного тут нет. Можно даже сказать
(безусловно, несколько упрощая предмет), что "проблема человека" как
сюжет истории философии неминуемо сводится к проблеме субъекта и,
соответственно, степени его активности (или, в нашем контексте,
"одушевленности").
Перефразировать эту проблему для пущей ясности можно многими
способами: скажем, вопрос, что такое автор, может навести на
размышления о том, насколько целостным является тот "субъект",
которому приписывается создание текста (этот сюжет уже обсуждался в
Консультации). Например, если вы читаете что-нибудь вроде "всякое тело
движется прямолинейно и равномерно, пока не начался джаз", вам сразу
становится ясно, что в данном случае имеется контаминация двух никак
промеж себя не связанных высказываний (в данном случае, принадлежащих
Ньютону (образца современных учебников физики) и Борису Гребенщикову
соответственно). Однако только сказать, что это есть соединение цитат,
еще на значит понять текст и тем более не значит понять, кто же его
написал. В данном случае перед вами вырисовывается некий субъект,
который по какой-то своей внутренней надобности соединил эти два
высказывания. Например, это мог сказать сам широкоуважаемый БГ (ибо
всем известно, что он бы мог), и тогда субъект идентифицирован (некий
БГ, который может сказать все, что угодно), а смысл регионально
определен ("поди разбери, что он имел в виду, - что-то там очень
свое"). Но мог этот текст создать, скажем, физик, который просто в то
время, пока писал задачник для школьников, слушал "День Серебра" и
случайно вписал услышанное. Опять же автор-субъект идентифицирован, и
от этого проясняется смысл: это ляп рассеянного физика, бессмыслица.
Как вы понимаете, можно придумать много ситуаций и людей, породивших
этот текст. Но важно здесь другое: для того, чтобы понять смысл
приведенной фразы, необходимо ПРЕЖДЕ узнать, кто и с какой внутренней
целью его написал.
Этот "кто" и есть субъект, которого то убивают, то воскрешают (были,
кстати, случаи, когда его лишали невинности). И дилемма здесь очень
простая: либо мы признаем, что смысл текста целиком исходит из
субъекта, его создающего (последний жив, и нам во что бы то ни стало
надо его разыскать), либо заявить, что смысл есть лишь нами
осмысленное (т.е. пока мы не подумаем, никакого смысла и не будет, ибо
никто другой - в данном случае сама фраза - за себя тоже не подумает),
и тогда "КТО?" и "ЗАЧЕМ?" станут вопросами совершенно излишними. Тут,
правда, встает другой вопрос - кто же такие мы, которые сами подумали,
ведь субъекта уже убили. Но об этом чуть ниже.
Можно привести еще один пример: вы говорите про кого-то, что он или
она нехороший человек, имея этим в виду, что некто сознательно
сотворил нехорошую вещь. Вы тем самым вводите понятие субъекта: некто
по одной только своей воле взял и плюнул мне в душу; надо бы и ему при
случае плюнуть (это к примеру). А можно субъекта и не вводить: он,
конечно, плюнул, но он не виноват - у него было тяжелое детство, он
был раздраженный (усталый, пьяный и т.п.), это я его неправильно понял
и т.д. Если, тот, кто плюнул вам в душу, виноват - т.е. вы считаете,
что он действовал сознательно, - он субъект, а если не виноват - т.е.
он был лишь орудием в руках сил, нам неведомых (или даже ведомых), -
он не субъект, не самостоятельная личность.
Это о субъекте, который - еще раз - понимается в современной философии
(то есть в философии после Канта) как инстанция действия (воли).
Теперь о человеке. В чем его проблема, если ставить ее философски,
понятно не очень. С одной стороны, сколько людей, столько и проблем
(на самом деле их даже больше, потому что у меня лично проблем
несколько). Но наши личные проблемы - это наши личные проблемы, и ими
философия, по счастью, не занимается (в противном случае их никогда бы
не удалось решить). Проблема же человека, поставленная философски,
предполагает его отождествление с вышеописанным субъектом, что стало
возможно лишь в прошлом, 20м веке, когда человек - в который раз
цитирую Фуко - стал пониматься как "трансцендентально-эмпирическая
складка".
Восстанавливая контекст, следует напомнить, что классическая
новоевропейская философия, рассуждая о человеке, говорила единственно
о конечном (в отличие от бесконечного божественного) мышлении и об
условиях его возможности. Именно то, как это конечное (то есть
ограниченное в своей мощи) мышление действует в принципе, и
интересовало Декарта, Канта, Фихте, Гегеля и иже с ним. Кант указывает
на начала человеческого мышления, каковыми являются рассудок и
чувственность. Для того, чтобы состоялся познавательно-мыслительный
акт, построенный как суждение (а есть b), утверждает Кант, каждому
понятию рассудка должно быть дано чувственное восприятие - в этом
состоит конечность человеческого мышления (Богу, например, чувственное
восприятие не нужно. Ему достаточно просто подумать...). Однако речь
здесь у Канта идет не обо мне и не о вас, а о трансцендентальном
субъекте: именно его устройство интересует Канта, устройство, делающее
возможным в принципе (но ни в коем случае не обеспечивающее) мышление
субъекта эмпирического, то есть нас с вами и Борисом Борисовичем.
Радикальная новизна философии прошлого века состояла в принципиальном
отказе признать достаточность такого хода. Классическая философия
обвинялась в формализме. Что с того, что мы исследовали чистые формы
мышления, - говорит 20 век, - ведь это не определяет еще того, о чем
именно мы в этих формах будем мыслить. И дальше пошли весьма
разнообразные определения материальности мышления
(социально-экономические в марксизме, сексуально-семейные в
психоанализе, культурно-политические в разных формах структурализма и
т.д.) Выяснилось, что существует и действует еще целый ряд
до-определений классической определенности субъекта, причем
до-определений такой мощи, которая самого классического субъекта как
чистую активность ставит под вопрос (или убивает). Проще говоря, какой
тут категорический императив, когда кушать нечего (какой тут долг,
когда из долгов не вылазишь, какое тут моральное действие, когда
столько комплексов, даже не считая Эдипова). Дальше начинаются вопросы
- как же тогда возможна этика, как тогда возможно право, что есть
тогда свобода, есть ли она вообще.
И в этот момент человек появляется как проблема: чистая активность
классической субъективности оказалась раздавлена материальными
условиями, культурными установками и глубинными желаниями, но само
действие, кажется, не прекращает существовать. Ведь мы же с Вами
совершаем вполне значимые поступки, приписывать авторство которых
автоматизму машин культуры, экономики и сексуальности совершенно не
расположены. Проблема человека, собственно, в том и состоит, что в
разговоре о нем каждый раз нужно уметь удерживать оба плана -
трансцендентальный и эмпирический, нужно иметь в виду, что человек,
будучи пленником обстоятельств (от собственной телесной оболочки до
самого широкого контекста прочих до-определений), продолжает мочь
действовать самопроизвольно, от самого себя - будь то в мышлении
теоретическом или в вопросах морально-практических.
Итак, убийство субъекта совершается всякий раз, когда философскому
исследованию необходимо показать важность неких нечеловекоразмерных
структур (языка, культуры и пр.), а его воскрешение чаще всего связано
с вопросами этико-политическими, затрагивающими деятельность и
ответственность за нее (ведь чтобы нести ответственность, нужен
субъект). В гуманитарных науках убийство субъекта часто имело
эвристический характер - история искусств и литератур превратилось из
бесконечного биографического повествования в исследование исторических
априори произведений; язык, отделившись от говорящего, показал свою
собственную устроенность, историю и поэтику; экономика обрела законы и
проч. Однако в каждом отдельном случае имеются свои дополнительные
мотивы, свои плюсы и минусы - но их нужно обсуждать, точнее определив
контекст вопроса и его мотивы. Что мы Вас с удовольствием и приглашаем
сделать.
P.Ar., OC
