Положение антропологии в составе кантовской мысли. Ницше, пытаясь включить "особые достижения" кантовской философии в состав своей "веселой науки", выделяет следующее: "Кант хотел шокирующим для "всего мира" способом доказать, что "весь мир" прав: в этом заключалось тайное остроумие этой души. Он писал против учёных в пользу народного предрассудка, но для учёных, а не для народа." Весь мир убеждён в том, что Бог существует, воля - свободна, а душа человеческая бессмертна - так, по крайней мере, кажется Ницше. Неважно, действительно ли "весь мир" убеждён в этом, важно то, что Ницше в известном смысле прав: Кант против учёных утверждает то, в чём и без того утверждены эти самые учёные: он задаёт им вопрос, по какому праву они называют наукой о природе (как о начале сущего) то, что само по себе есть лишь манифестация природной склонности человека к безусловному. "Метафизика существует если не как наука, то во всяком случае как природная склонность (metaphysica naturalis)".

Метафизика существует. Вопрос состоит в том, чтобы понять, как она возможна как наука, другими словами, в чём и как она находит свою определённость. Разбором этого вопроса занята критика разума. Она обнаруживает, что метафизический интерес определён со стороны сущего условиями опыта: поскольку интерес состоит в том, чтобы знать, он необходимым образом будет в качестве знаемого иметь согласованное с формальной устроенностью мышления сущее или протяжённую природу, временящуюся в дискурсивном мышлении. Опыт, конституированный основоположениями чистого рассудка, обнаруживает свою границу там, где интерес разума в безусловном настаивает на объективном употреблении своих идей, и интересуясь объективной конституцией безусловного, то есть тем, что по истине есть мир, душа и Бог, получает многообразие объективно-иллюзорных конституций этих трёх. В диалектической части критики оказывается ясным, что спекулятивный интерес разума не может образовать адекватного понятия для своих идейных продуктов, поскольку в опыте не может быть указан никакой соответствующий им предмет, следовательно, дело здесь идёт лишь о проблематических понятиях, со стороны сущего неопределённых. Неопределённые со стороны вещей в опыте, идеи разума оказываются безусловно определяющими вещь мыслящую так, что она сама действительно есть постоянно и законно сущая воля, то есть практически употреблённый разум. Воля свободна постольку, поскольку она собственно самозаконна или геавтономна и есть святая или божественная воля, но свободна она так же и как автономная, то есть самостно определяющая себя законом воля. Последняя имеет понятия о долге как о категорическом принуждении к законосообразности, о себе как о цели, о царстве целей как об интеллигибельном мире разумных существ и об идеале высшего независимого от нас